Про улицу Степана Разина напишу позднее, в рубрике "Архитектурное наследие" (когда дойдет алфавитная очередь). А сейчас предлагаю поговорить о перекрестке и о спуске к Чернавскому мосту.

Мы подошли к единственному на всем протяжении теперешнего проспекта Революции перекрестку (Никитинская площадь с вливающимися в нее улицами – не в счет) и было бы как-то неловко миновать его (тем более по подземному переходу).
Здесь требуется непременно постоять, покрутить головой во все четыре стороны и даже немножко пофилософствовать. О чем? О вечности, о том, что ход времени необратим. На этом перекрестке всегда испытываешь какое-то особое, щемящее чувство человеческого сиротства в потоке эпох. Тут как бы физически ощущаешь живое дыхание истории, ее мерную, тяжеловесную поступь. Люди рождаются и умирают, а священная пыль веков все гуще оседает на древние камни...

А теперь к делу. Спуск к реке из города возник в этом самом месте не ранее второй половины XVIII века. Много позже был построен на сваях деревянный Чернавский мост, проложена дамба в Придаченскую слободку – так появился один из двух главных маршрутов, пролегших из Москвы в область войска Донского, а оттуда – через Кубань – на Кавказ.

Поскольку спуск к пойме довольно крут, его проложили уступами, отчего весь этот путь поделился на несколько отрезков. От Б. Дворянской до Манежной площади шел Петровский съезд. Потом он переходил в Поповорыночную улицу, резко падавшую вниз, к переправе. Называлась она так потому, что в районе Манежной, на пересечении с Большой Девиченской (ныне – ул. Сакко и Ванцетти), находился оживленный Попов рынок (будто бы жили там когда-то три почтенных священнослужителя – в их честь и базар «окрестили»). Теперь все это – единая, хотя и зигзагообразная улица. Она сильно расширилась за счет множества снесенных строений и стала более пологой, чем раньше: при строительстве современного Чернавского моста в результате насыпных работ полотно дороги значительно поднялось.
На фото Помяловский спуск (заметку о площади Победы выложила позже):

На одном из изломов улицы, по левой ее стороне (если смотреть по направлению к реке), возвышалось приметное трехэтажное здание. В нем находилось Александровское женское училище, учрежденное за счет средств, выделенных из городской казны, и открытое в 1874 году. Девочки из малоимущих семей получали тут начальное образование. С крыши дома прекрасно обозревалась прибрежная малоэтажная застройка: утопавшие в густой зелени особнячки были как на ладони. Осенью 1911 года здесь предполагалось установить особую будку для постового, который наблюдал бы за пожарной безопасностью этой части Воронежа; однако проект остался на бумаге. А вот губернская метеостанция тогда же была создана – в саду, окружавшем Александровку; часть приборов разместили на кровле. Все измерения производились три раза в сутки. Смотрителем назначили учителя семинарии М.И. Скрябина. Теперь это все – далекое прошлое, и само здание училища исчезло с лица земли.

В 1918 году улице присвоили имя Стеньки Разина. Сейчас звучит поспокойнее – Степана Разина. А все равно: как был разбойный атаман, так и остался – террорист XVII столетия!
В противоположную сторону проезд был сделан в 1842 году, когда строился комплекс зданий под Михайловский кадетский корпус. Чуть позднее улица стала именоваться не очень оригинально – Петровской, ибо переходила в Петровский съезд около только что разбитого Петровского сквера. Царь-преобразователь был весьма популярен в прежнем Воронеже. Да и как иначе: следы его державной деятельности тут сохранялись еще долго.

Украшением Петровской было грандиозное по тем меркам, занимавшее целый квартал, П-образное здание кадетского корпуса, возведенное по проекту петербургского военного инженера Карла Детлова. Большевики кадетов разогнали, а их гнездовье отдали новоиспеченному университету. Улица, естественно, стала Университетской. Гитлеровцы строения и вовсе не пощадили: после мощного взрыва снег далеко окрест покрылся кроваво-красным кирпичным крошевом. Развалины воронежцы после войны разобрали, а на их месте выросли вскоре многоэтажные дома. С 1964 года их адрес – улица Константина Феоктистова, в честь нашего славного земляка-космонавта и юного разведчика во время гитлеровской оккупации города. Эпохи менялись – топография, точно зеркало, отражала новые общественные веяния.
Перекресток трех улиц – уникальный уголок Воронежа. Тяжелые дормезы на скрипучих рессорах увозили и привозили многих важных господ, оглядывавших с любопытством каменные палаты на Б. Дворянской. Пассажиры походных карет были самые разные. Кого только судьба не забрасывала в наш город! например, весной 1856 года, возвращаясь в Персию, заночевал здесь со своей свитой чрезвычайный посланник Сейф-уль Мульк Аббас Кулихан Мир Пендж: интересно, как местные станционные смотрители разбирали его подорожные бумаги!
Чужестранцы действительно были воронежцам в диковинку. Среди вольных или невольных вояжеров преобладали соотечественники... В 1803 году проследовал через губернский центр Николай Александрович Львов, человек, которого природа наградила всеми мыслимыми дарами: он был архитектором, поэтом, рисовальщиком, музыкантом, переводчиком, ученым-ботаником. Его сопровождал молодой человек Иван Алексеевич Иванов, который спустя несколько лет обретет известность как талантливый гравер, карикатурист, иллюстратор книг Державина, Крылова, Пушкина. Вполне вероятно, что где-нибудь в архивах затерялись его путевые наброски.
А вот эскиз другого начинающего художника дошел до нас. В феврале 1802 года Емельян Михайлович Корнеев отбыл из Петербурга по царскому указу, отправлявшему его «по России, Сибири и в чужие края для снятия видов и костюмов разных народов». Осенью 1803 года он въехал по Царицынскому тракту в Воронеж. В одном из недавно изданных альбомов опубликована его акварель с изображением гати, Чернавского моста и силуэта живописно разбросанного по холмам города. Кстати, спутником Корнеева был ни кто иной, как 19-летний флигель-адъютант Александр Христофорович Бенкендорф, в будущем всесильный шеф жандармов.
Е. М. Корнеев "Вид Воронежа с царицынской дороги":

Что там Бенкендорф – сам Николай I частенько осчастливливал воронежских обывателей своими визитами. В октябре 1837 года августейшая особа прибыла с юга, а вскоре в городе объявился декабрист барон Андрей Евгеньевич Розен, ехавший из курганской ссылки. Какой причудливый парадокс! Палач и одна из его жертв едва не встретились в Воронеже. По всемилостивейшему соизволению А.Е. Розен был определен рядовым в Отдельный Кавказский корпус, куда и направлялся.

Впрочем, реестр неординарных путешественников можно было бы продолжать до бесконечности.
1984 год: